И. А. Гончаров работал над романом "Обломов" в течение десяти лет. В этом (лучшем!) произведении автор выразил свои убеждения и надежды; отобразил те проблемы современной ему жизни, которые волновали и глубоко задевали его, вскрыл причины этих проблем. Поэтому образ Ильи Ильича Обломова и Андрея Ивановича Штольца приобрели типичные черты, а само слово "обломовщина" стало выражать вполне определенное, почти философское понятие. Нельзя исключать и образ Ольги Сергеевны Ильинской, без которого характеры мужчин не были бы полно освещены.
Чтобы понять характер человека, мотивы его поступков, нужно обратиться к истокам формирования личности: детству, воспитанию, окружению, наконец, к полученному образованию.
В Илюше сконцентрировалась, кажется, сила всех поколений его предков; в нем чувствовались задатки человека нового времени, способного на плодотворную деятельность. Но стремления Ильи самостоятельно познавать мир пресекались не спускавшей с него глаз нянькой, из-под надзора которой он вырывался лишь во время послеобеденного сна, когда все живое в доме, кроме Ильи, засыпало. "Это был какой-то всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти".
Внимательный ребенок наблюдает за всем, что делается в доме, "напитывает мягкий ум живыми примерами и бессознательно чертит программу своей жизни по жизни, его окружающей", "главная жизненная забота" которой есть хорошая еда, а потом - крепкий сон.
Тихое течение бытия нарушалось лишь иногда "болезнями, убытками, ссорами и, между прочим, трудом". Труд был главным врагом обитателей Обломовки, наказанием, наложенным "еще на праотцев наших". В Обломовке всегда при удобном случае избавлялись от работы, "находя это возможным и должным". Такое отношение к труду воспитывалось в Илье Ильиче, принявшим готовую норму жизни, передаваемую из поколения в поколение без изменений. Идеал бездействия подкреплялся в воображении ребенка нянькиными сказками о "Емеле-дурачке", получающем от волшебной щуки разные дары, причем незаслуженные. Сказки глубоко проникают в сознание Ильи, и он, будучи уже взрослым, "бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка".
Стремление к самостоятельности, молодая энергия останавливались дружными криками родителей: "А слуги на что?" Вскоре Илья сам понял, что приказывать спокойнее и удобнее. Ловкий, подвижный ребенок постоянно останавливается родителями и нянькой из боязни, что мальчик "упадет, расшибется" или простудится, его лелеяли, как оранжерейный цветок. "Ищущие проявления силы обращались внутрь и никли, увядая".
В таких условиях сложилась апатичная, ленивая, трудная на подъем натура Ильи Ильича. Он был окружен чрезмерными заботами матери, следящей за тем, чтобы ребенок хорошо поел, не перетрудился на обучении у Штольца, и готовой под любым, даже самым незначительным предлогом не отпускать Илюшеньку к немцу. Она считала, что образование не такая уж важная вещь, ради которой нужно худеть, терять румянец и пропускать праздники. Но все же родители Обло-мова понимали необходимость образования, однако видели в нем только средство для продвижения по службе: чины, награды начали получать в то время "не иначе, как только путем ученья". Родителям хотелось преподнести Илюше все блага "как-нибудь подешевле, с разными хитростями".
Заботы матери пагубно сказались на Илье: он не приучился к систематическим занятиям, никогда не хотел узнать больше, чем задавал учитель.
Ровесник и друг Обломова, Андрей Иванович Штольц, любил Илью, пытался расшевелить его, привить интерес к самообразованию, настроить на деятельность, какой был увлечен сам, к которой был расположен, потому что воспитывался совершенно в других условиях.
Отец Андрея - немец дал ему то воспитание, которое получил от своего отца, то есть обучил всем практическим наукам, рано заставил работать и отослал от себя закончившего университет сына, как с ним поступил в свое время его отец. Но грубое бюргерское воспитание отца постоянно соприкасалось с нежной, ласковой любовью матери, русской дворянки, которая не противоречила мужу, а тихо воспитывала сына по-своему:"...учила его прислушиваться к задумчивым звукам Герца, пела ему о цветах, о поэзии жизни, шептала о блестящем призвании то воина, то писателя..." Соседство Обломовки с ее "первобытною ленью, простотою нравов, тишиною и неподвижностью" и княжеского "с широким раздольем барской жизни" также помешали сделать Ивану Богдановичу Штольцу из сына такого же бюргера, каким он был сам. Дыхание русской жизни "отводило Андрея от прямой, начертанной отцом колеи". Но все же Андрей перенял от отца серьезный взгляд на жизнь (даже на все ее мелочи) и прагматичность, которые он пытался уравновесить "с тонкими потребностями духа".
Все эмоции, поступки и действия Штольц содержал под "никогда не дремлющим контролем" разума и расходовал строго "по бюджету". Причиной всех своих несчастий и страданий он считал самого себя, вину и ответственность "не вешал, как кафтан, на чужой гвоздь", в отличие от Обломова, который не находил сил признать себя виновным в своих бедах, в никчемности своей бесплодной жизни: "...жгучие упреки совести язвили его, и он со всеми силами старался... найти виноватого вне себя и на него обратить жало их, но на кого?"
Поиски оказывались бесполезными, потому что причина загубленной жизни Обломова есть он сам. Ему было очень мучительно это сознавать, так как он "болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало, может быть, теперь уже умершее...". Обломова терзали сомнения в правильности и нужности прожитой жизни. Однако с "летами волнения и раскаяние являлись реже, и он тихо и постепенно укладывался в простой и широкий гроб остального своего существования, сделанный собственными руками...".
Различно отношение Штольца и Обломова к воображению, имеющему два противоположных воплощения: "...друга - чем меньше веришь ему, и врага - когда уснешь доверчиво под его сладкий шепот". Последнее произошло с Обломовым. Воображение было любимым спутником его жизни, только в мечтах он воплощал богатые, глубоко зарытые способности своей "золотой" души.
Штольц же не давал воли воображению и боялся всякой мечты, ей "не было места в его душе"; он отвергал все, что "не подвергалось анализу опыта, практической истины", или принимал это за "факт, до которого еще не дошла очередь опыта". Андрей Иванович настойчиво "шел к своей цели", такое упорство он ставил выше всего: "...это было признаком характера в его глазах". Он лишь тогда отступал "от задачи, когда на пути его возникала стена или отверзалась непроходимая бездна". Он трезво оценивал свои силы и отходил, не обращая внимания на мнение окружающих.
Обломов боялся любых трудностей, ему лень было приложить даже малейшие усилия к решению не великих, а самых насущных проблем. Он находил утешение в своих любимых "примирительных и успокоительных" словах "авось", "может быть" и "как-нибудь" и ограждал себя ими от несчастий. Он готов был переложить дело на кого угодно, не заботясь о его исходе и порядочности выбранного человека (так он доверился мошенникам, обобравшим его имение). Как чистый, наивный ребенок, Илья Ильич не допускал и мысли о возможности обмана; элементарная осмотрительность, не говоря уже о практичности, совершенно отсутствовали в натуре Обломова.
Об отношении Ильи Ильича к труду уже говорилось. Он, как и его родители, всячески избегал труда, который был в его представлении синонимом скуки, и все усилия Штольца, для которого "труд - образ, содержание, стихия и цель жизни", подвигнуть Илью Ильича на какую-нибудь деятельность были тщетны, дело не продвигалось дальше слов. Образно говоря, телега стояла на квадратных колесах. Ей требовались постоянные толчки изрядной силы, чтобы сдвинуться с места. Штольц быстро утомился ("возишься, как с пьяницей"), разочаровало это занятие и Ольгу Ильинскую, через любовь к которой раскрываются многие стороны характеров Обломова и Штольца.
Знакомя Илью Ильича с Ольгой, Штольц хотел, "внести в сонную жизнь Обломова присутствие молодой, симпатичной, умной, живой и отчасти Насмешливой женщины", которая могла бы пробудить Илью к жизни, осветить его тусклое существование. Но Штольц "не предвидел, что он вносит фейерверк, Ольга и Обломов - и подавно".
Любовь к Ольге изменила Илью Ильича. По просьбе Ольги он отказался от многих своих привычек: не лежал на диване, не переедал, ездил с дачи в город исполнять ее поручения. Но окончательно вступить в новую жизнь не смог. "Идти вперед - значит вдруг сбросить широкий халат не только с плеч, но с души, с ума; вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть!" А Обломов боялся бурь и перемен, страх к новому он впитал с молоком матери, по сравнению с. которой, правда, ушел вперед (Илья Ильич уже отвергал "единственное употребление капиталов - держать их в сундуке", понимая, что "долг всякого гражданина - честными трудами поддерживать общее благосостояние"), но добился немного, учитывая его способности.
Его утомляла беспокойная, деятельная натура Ольги, и поэтому Обломов мечтал, чтобы она успокоилась и тихо, сонно прозябала бы с ним, "переползая из одного дня в другой". Поняв, что Ольга никогда на это не согласится, Илья решает расстаться с ней. Разрыв с Ольгой обозначал для Обломова возврат к прежним привычкам, окончательное духовное падение. В жизни с Пшеницы-ной Илья Ильич нашел бледное отражение своих мечтаний и "решил, что идеал его жизни осуществился, хотя без поэзии...".
Приложив немало усилий к пробуждению в Обломове тяги к деятельности, Ольга вскоре убеждается, по выражению Добролюбова, "в его решительной дрянности", то есть в неспособности к духовному преобразованию, и бросает его.
Пройдя через любовь и разочарование, Ольга стала серьезнее относиться к своим чувствам, она так нравственно выросла, что Штольц не узнал ее, встретившись через год, и долго мучился, пытаясь разгадать причину разительных перемен в Ольге.
Понять ее сердце Штольцу было настолько трудно, что "с него немного спала спесивая уверенность в своих силах". Выслушав исповедь Ольги о "прогулках, о парке, о своих надеждах, о просветлении и падении Обломова" и получив от нее согласие на брак, Андрей говорит самому себе: "Все найдено, нечего искать, некуда идти больше!" Однако это вовсе не означает, что он погружается в нечто похожее на обломовскую апатию. Семейная жизнь Штольца способствовала гармоничному, взаимообогащающему развитию обоих супругов. Однако теперь Андрей успокоился, он всем доволен, а Ольгу мучат сомнения: что дальше? неужели жизненный круг замкнулся? Штольц говорит ей: "Мы не пойдем... на дерзкую борьбу с мятежными вопросами, не примем их вызова, склоним головы и смиренно переживем трудную минуту". Он понимал, что Ольга переросла его, "видел, что прежний идеал его женщины и жены недосягаем, но он был счастлив" и стал лишь бледным отражением Ольги, в которой, по выражению Добролюбова, "более, нежели в Штольце, можно видеть намек на новую русскую жизнь".
Обломов и Штольц - люди с разным мировосприятием, а следовательно, и разными судьбами. Главное их отличие в том, что деятельный, энергичный Штольц сумел правильно распорядиться своей жизнью и природными талантами, пытаясь "донести сосуд жизни до последнего дня, не пролив ни одной капли напрасно". А у мягкого, доверчивого Обломова не хватало силы воли противостоять трудностям жизни и отстаивать свое право на существование и самореализацию. Он "свое уменье затерял еще в детстве, в Обломовке, среди теток, нянек и дядек. Началось с неуменья надевать чулки и кончилось неуменьем жить".